Главная Машина времени 1986 19 ноября Закон «Об индивидуальной трудовой деятельности»
Александр ЦВЕТКОВ, 21 ноября 2012, «Солидарность»
19 ноября 1986 года гражданам Советского Союза разрешают заниматься индивидуальной трудовой деятельностью - после почти трех десятилетий фактического запрета на негосударственную экономическую деятельность. Этот шаг способствовал появлению в стране Советов легального бизнеса - благо теневой, несмотря на все риски, существовал в СССР всегда.
Год 1986 - шестьдесят девятый от Великой Октябрьской социалистической революции, второй от начала “ускорения”, перестройки и от старта антиалкогольной кампании. Это год шока от Чернобыльской аварии, запуска на орбиту станции “Мир”, волнений в Казахстане - и, наконец, год, в который советским гражданам разрешили легально заниматься “индивидуальной трудовой деятельностью”.
Закон, позволивший советскому человеку работать “от себя” и “на себя” приняли под конец года - 19 ноября. Как декларировалось - для “более полного удовлетворения общественных потребностей в товарах и услугах, повышения занятости граждан общественно-полезной деятельностью, предоставления им возможности получения дополнительных доходов в соответствии с затратами своего труда”.
Фактически власть признавала: плановая экономика не способна сама обеспечить потребности советских граждан в “товарах повседневного спроса”. Некоторую долю потребностей граждан обеспечивает именно “теневой” сектор - он хоть как-то помогает людям справиться с тотальным дефицитом, - но частная инициатива в СССР по-прежнему наказуема по всей строгости УК.
Разрешают ИТД со всей возможной осторожностью - “частнопредпринимательская деятельность” по-прежнему, если верить букве закона, остается уголовным преступлением. “Индивидуалу” нельзя ни иметь в собственности промышленное оборудование, ни нанимать людей - привлекать к труду можно лишь домочадцев. Зарабатывать слишком много по отношению к вложенным трудозатратам тоже не дают - “нетрудовые доходы” пока остаются вне закона. Налог с такой деятельности при этом достигает 65 процентов.
В действие новый закон вступает к Первомаю 1987 года; при этом уже в феврале того же года издается закон, разрешающий кооперативную производственную деятельность. А уже в конце мая 1987 года новый закон о кооперации в СССР гарантирует:
“Кооперативу могут принадлежать здания, сооружения, машины, оборудование, транспортные средства, продуктивный и рабочий скот, производственная продукция, товары, денежные средства и иное имущество в соответствии с целями его деятельности”.
Занималась заря перестроечной “бизнес-революции”. Правда, формально бизнес этот продолжал оставаться “социалистическим” - все члены кооператива считались его владельцами, наемных работников, “отчужденных от средств производства”, там быть не могло. По закону, конечно.
Дефицит на определенные товары в СССР существовал всегда. Но если начало шестидесятых в стране можно назвать временем определенного товарного изобилия, то в следующее десятилетие нехватка необходимых продуктов и товаров становится константой отечественной жизни.
Примета времени - переполненные “колбасные электрички”, на которых за продуктами и “товарами народного потребления” стекались в Москву жители окрестных облцентров: в столице хоть и очереди, но все-таки полки магазинов не пустуют. В самой же провинции мяса, а кое-где даже масла в свободной государственной продаже уже нет - все по талонам.
Спасает черный рынок. В СССР шестидесятых-восьмидесятых годов он охватывал практически все сферы потребления: то, что нельзя купить на прилавках магазина, можно “достать” - либо за деньги, либо по “взаимозачету”.
“Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через директора магазина, через товароведа, через заднее крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет - у меня есть! Ты попробовал - речи лишился! Вкус специфиський! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой - уважаемые люди”. (Аркадий Райкин, “Дефицит”.)
Для завмагов в государственной торговле куда выгодней было списать часть товара по причине, говоря фигурально, “усушки и утруски”, после чего этот товар уходил с “черного хода”. Стоит ли говорить, что товара от этой практики на и без того пустых полках государственных магазинов, мягко говоря, не прибывало...
Появившуюся у советского человека после Международного фестиваля молодежи и студентов потребность одеваться “как на Западе” обеспечивает армия фарцовщиков.
Фарцовка - поначалу удел одиночных “романтиков своего дела”, правдами и неправдами выменивающих у интуристов “фирму” или пластинки, - вскоре сделалась настоящей системой, в которой крутились весьма крупные по тем временам деньги.
Параллельно этой системе в стране складывается система подпольных производств: где-то организованных “с нуля”, а где-то - на существующих фабриках и заводах. Заведовали этим “цеховики” - зачастую сами руководители госпредприятий, решившие использовать не предусмотренные планом возможности своих производств.
В теневой экономике крутятся миллионы - и, соответственно, есть и свои миллионеры. Впрочем, им в Советском Союзе гораздо проще заработать деньги, чем их потратить.
“...В маленькой задней комнате, привычной с детства, сидел Фима в дешевом костюмчике фабрики Володарского, в скороходовских туфлях, с часами “Победа”, и координировал движение маховика.
Он не изменил своих привычек ни в чем. Мало ел, практически не пил, тихо и вежливо разговаривал, и только для передвижения, абсолютно необходимого в деле, купил старый подержанный “Москвич”.
Милиционер на углу пытался отдавать ему честь. Через неделю льстивого милиционера перевели в Москву. Милиционерам вообще не полагалось знать о существовании Фимы Бляйшица”. (Михаил Веллер, “Легенда о родоначальнике советской фарцовки Фиме Бляйшице”, “Легенды Невского проспекта”.)
Дело в том, что оттепель, казалось бы, вдохнувшая в советское общество глоток свежего воздуха, крайне жестко “закрутила гайки” в экономике. Начало шестидесятых ознаменовалось резким ростом “расстрельных” дел за подобные преступления. Началом этого процесса можно считать печально известное дело валютчиков Яна Рокотова, Владислава Файбишенко и Дмитрия Яковлева, превращенное Хрущевым в показательный процесс.
Специально ради этого дела за нарушение правил валютных операций была введена смертная казнь - при этом в отношении фигурантов дела была применена обратная сила закона. Примерно с этого же периода расстрел вводится и за “хищения социалистической собственности в особо крупном размере” - что позволяло подвести “под вышку” любого крупного цеховика или спекулянта. К семидесятым годам, впрочем, волна репрессий поутихла - “серый” бизнес нашел общий язык с представителями власти; но со смертью Брежнева репрессии против “теневых бизнесменов” продолжились. Показательным, к примеру, стало “дело Елисеевского гастронома” - в 1984 году его директор Юрий Соколов за “хищения в особо крупных размерах” был расстрелян; на процессе вскрылись как невиданных объемов “серая” система взяток, взаимозачетов и поставок неучтенного товара, так и то, что успешно руководить крупным торговым предприятием, не нарушая при этом советских законов, попросту невозможно.
Но это про “особо крупные размеры”. Шестидесятые годы принесли еще одно новшество - в СССР была фактически (за редким исключением) ликвидирована всякая негосударственная производственная деятельность - тогда как в тридцатые-пятидесятые годы немалая часть повседневной продукции приходилась как раз на кустарей, небольшие артели и кооперативы (см. “А”-справку). Теперь под Уголовным кодексом за частнопредпринимательскую деятельность ходят даже одиночки, строчащие одежду на кухнях. Что там, даже рок-музыканты, распространяющие билеты на собственные концерты, подпадали под эту статью.
Но, тем не менее, серая экономика в стране Советов “сдуваться” не собиралась - надо же было хоть кому-то обувать, одевать и кормить народ. Поэтому легализация сперва индивидуальной, а затем и коллективной негосударственной деятельности была еще и попыткой вывести громадные массы денег из “тени”.
Стоит ли говорить, что советский народ на разрешение кооперативов отреагировал активно. Уже летом 1987 года в столице было с полтысячи таких объединений, и цифра эта, понятно, продолжила расти теми же темпами.
Проще всего поставить переносную шашлычную точку - этим промышляют, как правило “южные гости”. Другой путь - пойти в “шмоточники”, организовать “на коленке” маленькое швейное производство, освоить в “мелкопромышленных” масштабах варение джинсов и занять место на столичном Рижском рынке - именно он в конце восьмидесятых годов стал настоящим символом кооперативного движения. Он же, Рижский рынок, стал родиной и другого явления, определившего ход развития раннего русского капитализма - рэкета. Допускаются кооперативы и в сфере обслуживания. Может быть, читатель помнит фильм Леонида Гайдая, название которого мы вынесли в начало этой главки. Был там весьма гротескный, как сейчас кажется, образ - роскошный кооперативный туалет с картинами, статуями и швейцаром.
Режиссер не так уж преувеличивал, как может показаться. В Ростове-на-Дону кооперативный туалет с гордым именем “Прогресс” стал... арт-площадкой. В 1988 году местные авангардисты устроили здесь выставку “Провинциальный авангард” - с прицелом превратить уборную в центр искусств. Впрочем, выставка была тут же закрыта, а грандиозным планам художников и кооператоров так и не удалось сбыться. Но место с тех пор считается одной из достопримечательностей Ростова; такая известность вызвана еще и тем, что артистический сортир расположился на месте некогда знаменитого богемного заведения “Кафе поэтов”, куда захаживал в том числе и Велимир Хлебников. В Москве, меж тем, появилась еще одна примета новой жизни - на Кропоткинской, 36, открылся первый в стране негосударственный ресторан, быстро ставший достопримечательностью столицы. Его основатель Андрей Федоров, кстати, в то время находился... в розыске по экономической статье. Но ветер уже стал дуть в другую сторону, и ресторатора оставили в покое. Вскоре без кооперативов советскую жизнь уже сложно было представить.
“На фоне снижающихся темпов развития народного хозяйства впечатляют темпы роста кооперативного сектора экономики страны: в 1987 году 13,9 тыс. кооперативов выполнили работ и услуг на сумму 350 млн руб., в 1988 году 77,5 тыс. кооперативов дали продукции на 6,1 млрд руб., в 1989 году этот объем составил около 41 млрд руб. Причем все это без каких-либо субсидий от государства”, - обращался в 1990 году, подводя итоги трех первых лет кооперативного движения, академик Вячеслав Тихонов к Михаилу Горбачеву. В 1991 году власть признает очевидное - законодательным актом в стране легализуется полноценное частное предпринимательство. И, как говорится, понесла-а-ась. Впрочем, это уже другая история.
Не только НЭП
Разрешая сначала индивидуальную трудовую деятельность, а затем и кооперативы, Горбачев, в сущности, не желал изобретать ничего нового - совмещать негосударственную экономическую деятельность с плановой экономикой пробовали в СССР и раньше. И речь здесь даже не о нэпе, хотя именно двадцатые стали эпохой первого расцвета кооперативов и частной инициативы в СССР, временем “советского социалистического капитализма”. После сворачивания нэпа мелкая частная и кооперативная инициатива в СССР продолжали существовать довольно долго: со времен первых пятилеток по пятидесятые годы в СССР негосударственный сектор в экономике страны оставался довольно велик. Речь здесь идет как о “кустарях-одиночках”, так и о довольно крупных производственных кооперативах и артелях.
Как учит нас Большая советская энциклопедия, промысловая кооперация “в годы войны помогала снабжению армии и тыла необходимыми предметами одежды и личного обихода: выпуск продукции увеличился с 534 млн рублей в 1942 до 953 млн рублей в 1945. В годы послевоенных пятилеток значительно возросли основные фонды К. п.: на 1 января 1956 основные производственные фонды К. п. составляли 6850 млн рублей, непроизводственные основные фонды - 1279,1 млн рублей; в системе К. п. насчитывалось свыше 54,7 тыс. предприятий, на которых было занято 1,8 млн человек”.
Негосударственные объединения и обеспечивали страну как товарами народного потребления (здесь “удельный вес” негосударственного сектора в экономике был особенно велик - около 30%), так и сырьем и полезными ископаемыми. Сохранялась - хотя клеймилась буржуазным пережитком - частная медицинская практика. Даром что заработок врача-частника строго контролировался, а цены на производимую кооперативами и артелями продукцию не могли серьезно отличаться от государственных.
К середине пятидесятых годов количество негосударственных производственных объединений переваливает за сотню тысяч (разные источники называют разные цифры). Впрочем, надо помнить, что формально к негосударственному сектору относились и колхозы, связанные с государством системой контрактации. Производственные артели также жестко зависели от органов планирования, хотя перед войной им предоставили относительную свободу.
Удар по артельно-кооперативному движению и кустарям был нанесен, как ни странно, с началом оттепели: в 1956 году Никита Хрущев требует преобразовать артели и кооперативы в государственные предприятия; паевая собственность кооператоров безвозмездно отчуждалась. Частная экономическая деятельность в СССР оказалась практически вне закона - а параллельно с этим в начале шестидесятых было серьезно ужесточено уголовное законодательство в части экономических преступлений.
Оригинал публикации.
Темы: Советская экономика, Перестройка